История как инструмент самопознания

   

15 сентября 2018 года в Саратове открылся мультимедийный исторический парк «Россия — моя история». Саратов стал семнадцатым из российских городов, в которых действуют уже подобные парки, и везде они вызывают большой интерес, привлекают массу людей. Это федеральный проект, он реализуется при поддержке Администрации Президента РФ, Патриаршего совета по культуре, Фонда гуманитарных проектов и компании «Газпром».

На открытии присутствовал Митрополит Псковский и Порховский Тихон (Шевкунов) — автор идеи, сердце и мозг этого уникального проекта, а также Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин, Епископ Балашовский и Ртищевский Тарасий, Епископ Покровский и Николаевский Пахомий и первые лица губернии.

      

Исторический парк совсем не похож на музей: здесь нет традиционных витрин с экспонатами под стеклом. Посетитель оказывается в затемненном зале, в окружении множества больших и маленьких интерактивных экранов и может получать информацию об исторических событиях по своему собственному выбору, соответственно своим личным интересам. Интересует человека, например, Первая мировая война и связанные с ней более узкие темы — зарождение авиации, первые русские военные летчики или участие в этой войне священников, сестер милосердия, — он подходит к экрану и выбирает эту тему. И перед его глазами оказывается если не всё, то очень многое: факты, цифры, снимки, документы тех лет, свидетельства современников. Волнует посетителя эпоха князя Владимира, Иоанна Грозного или Екатерины Великой — принцип тот же. Вряд ли стоит приходить в парк с неопределенным желанием «посмотреть всё» — ознакомиться со всем контентом за один визит и даже за десяток визитов невозможно. Необходимо определиться — «Сегодня займусь вот этим». И выделить на такое занятие часа два-три.

Очень сильное впечатление производит зал, посвященный эпохе репрессий и мученичеству Русской Церкви. Мы прочитаем здесь немало цитат из «Ленина — Сталина»: цитаты не оставляют сомнений в ненависти большевистских вождей к христианству и особо к русскому Православию. И тут же рядом — слова из писем и дневников, оставленных теми, кто воистину был готов идти на Голгофу вслед за Христом. Мы видим лица сотен святых мучеников и, прикоснувшись к экрану, можем прочитать житие каждого из них.

У проекта «Россия — моя история» нет цели представить историю нашей страны под каким-то заранее заданным идейным углом: получаемая информация о той или иной эпохе (будь то царствование Николая II или правление Никиты Хрущева, тридцатые годы ХХ века или ельцинские девяностые) может показаться противоречивой. Но это не информация, это жизнь у нас — чрезвычайно противоречивая штука, и контент исторического парка отражает ее во всей противоречивости.

К юным посетителям в парке — особое внимание и особый подход. Их ждут викторины, игры, фильмы, необычные впечатления. Например, они смогут войти в купель князя Владимира — световой эффект создает видимость воды — или пробежаться по льду Чудского озера.

В залах парка есть интерактивные книги: вы переворачиваете вполне материальную страницу, и в первое мгновение открывшийся разворот кажется вам пустым. Но потом на нем возникает церковнославянская вязь, и вы читаете древнюю летопись или жития ранних русских святых.

Лицо эпохи определяют не одни только свершения и трагедии, его во многом определяет быт. Знакомство с бытом разных эпох, далеких или совсем недавних, бабушкиных-дедушкиных, всегда захватывает. В парке мы получаем возможность познакомиться с традиционной одеждой, орудиями труда, лечебными средствами, посудой; накрыть стол (нет, виртуальный, конечно, виртуальный) так, как накрывали его при Иване Калите. А еще — побывать в одной и той же обычной московской квартире в разные эпохи, начиная с послевоенных сталинских времен и кончая сегодняшними днями. И не в том только дело, что на месте бамбуковой этажерки — компьютерный стол, и ни черного комода со слонами больше нет, ни серванта с хрусталем. Дело в том, что быт сначала отражает, а потом незаметно формирует еще и нашу психологию…

     

Кстати, цены в историческом парке вполне гуманные — от 50 рублей (для школьников) до 300, это для взрослых без льгот; а бродить по залам за эти деньги можно целый день.

* * *

О саратовском историческом парке «Россия — моя история» рассказывает его директор Дмитрий Кубанкин:

— Для нас, для нашей команды исторический парк — это открытые ворота в историю, это место ее познания, место, где у человека рождается интерес к той или иной эпохе, к тем или иным событиям. Можно по-разному относиться к различным трактовкам этих событий, но прежде, чем трактовать, нужно знать факты. Факты — это основа познания истории. Поэтому наша задача — не навязывать человеку какую-либо точку зрения, а дать ему возможность знакомиться с фактами и самому делать выводы.

Конечно, у нас есть свои убеждения. Мы стоим на позициях государственности, мы исходим из того, что в государстве есть власть, есть религия, есть экономика и культура, и все это в нашем контенте представлено. По подсчетам разработчиков, для того чтобы изучить весь контент, человеку потребуется около тридцати дней. Поэтому совершенно очевидно: человек, которого действительно интересует история, должен посетить наш парк не единожды. Это место интеллектуального труда, но в определенном смысле это и место отдыха тоже, в том числе и семейного отдыха — неслучайно оно называется парком. Люди должны приходить сюда за новыми знаниями, впечатлениями, эмоциями; приходить просто потому, что им здесь интересно. У нас есть кафе — специально для того, чтобы люди могли провести здесь целый день вместе с детьми.

Мы планируем тематические экскурсии, которые позволят нашим гостям глубже изучить какую-то отдельную тему; будем создавать лекторий, оборудовать специальные площадки, чтобы заниматься на них с людьми созидательным трудом, то есть изучать исконные ремесла.

Надеемся, что наш проект будет реально содействовать росту интереса к отечественной истории, интереса искреннего и непредвзятого, а значит, и укреплению в людях любви к Отечеству, доброй гордости за него.

* * *

Воспользовавшись случаем, мы задали несколько вопросов Митрополиту Псковскому и Порховскому Тихону.

— Владыка, расскажите, пожалуйста, как и почему возникла идея исторических парков, в чем секрет ее популярности?

— Для меня история — это не «дела давно минувших дней», а особый, данный нам Богом инструмент познания мира и самих себя. Ведь все связано одной нитью: и история древняя, и менее отдаленная, и история совсем недавняя, и наш сегодняшний день. Всё это вместе — моя история. Знать ее, ощущать опыт наших предшественников как в значительном смысле свой собственный опыт, находить в истории примеры, лично для меня жизненно важные и необходимые, — это и есть главная задача, которую мы ставили, начиная создавать эти исторические парки.

И вот по ходу создания исторических парков мы увидели, что история становится для людей всё более интересной и понятной, что ее подача в современных технологиях оправдывает себя, что у нас получается увлечь в первую очередь молодежь, что люди приходят в исторический парк по многу раз, чтобы уже самостоятельно углубляться в историческое пространство своей страны, в свое собственное историческое пространство. Узнавать самих себя через историю своей страны, своего народа, через его победы и поражения. Через великие свершения и трагические, а порой и постыдные события. Мы не хотим ничего скрывать. Наша цель — максимально объективно рассказать о нашей истории. А значит, нам дается уникальная возможность познакомиться с самими собой. И это, поверьте, очень важное знакомство.

— С Вашей точки зрения, интерес к российской истории сейчас растет или наоборот? Если растет, то почему? Может быть, люди очнулись и пошли искать свои истоки?

— Согласен с Вами — думающие люди ищут истоки и смыслы. Но, знаете, иногда нужно дать почувствовать вкус к исторической тематике.

Десять лет назад я снял фильм «Гибель империи. Византийский урок». Конечно, это больше публицистический фильм, чем исторический, хотя меня консультировали профессиональные историки, и, несмотря на последовавшие после выхода фильма придирки, с исторической точки зрения в нем всё корректно. Так вот, книготорговцы через несколько месяцев после выхода фильма стали сообщать, что многие книги по византийской истории, годами пылившиеся на полках, стремительно раскуплены.

— История, однако, такая вещь, что ее всегда будут по-разному толковать, всегда будут разногласия и споры; всегда кому-то будет выгодна одна трактовка тех или иных исторических событий, а кому-то — другая. А что надо делать, чтобы история воспитывала патриотов?

— Насильно загонять в патриотизм — задача неблагодарная и бесперспективная. Считаю, что есть две важнейшие составляющие любви к Родине. Первая — это любовь человека к ее красоте, приобщение к ее культуре. А вторая — ощущение живой и неразрывной принадлежности себя самого к общему потоку истории своего народа, к своей семье, к своему роду. Это чувство ни с чем не сравнимой связи необычайно сокровенно и сильно. Помните, у Николая Рубцова есть стихотворение «Тихая моя родина»: «С каждой избою и тучею, / С громом, готовым упасть, / Чувствую самую жгучую, / Самую смертную связь».

Вообще, история народа — это материя священная, сакральная. Недаром Ветхий Завет — это не просто история, а священная история еврейского народа. Читая Библию, мы видим, что для него история — это история взаимоотношения народа с Богом. Такое же сакральное ощущение было и у наших предков. Но позже, к сожалению, с историей все обстояло во многом по-другому. И в XIX веке, и особенно в XX. Ведь с 1921 по 1934 год история России в школах фактически не преподавалась вообще. Но отнять у человека его историю — это все равно, что отнять память о себе самом, сделать его отчужденным от собственных истоков, одиноким, случайно попавшим в этот мир человеком, «иваном, не помнящим родства». Таким человеком очень легко манипулировать. Ему легко внушить что угодно, для этого нужно только лишить личность ее предыстории.

— Вы — председатель Патриаршего совета по культуре. В чем Вы видите задачу этого совета и вообще задачу Церкви в данной сфере? Ведь многим представляется, что Церковь сегодня стремится быть цензором, запретителем.

— Создание образа Церкви как запретителя — это худшее, что можно себе представить. Вспомним слова Господа Иисуса Христа о свободе: И познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8, 32). К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу, — так писал апостол Павел в Послании к Галатам (5, 13).

Великий отец Церкви блаженный Августин писал: «Люби Бога и делай что хочешь». Любовь не запрещает ничего, кроме проявления ненависти, потому что ненависть уничтожает любовь. А ненависть для нас, христиан, — прямое богоборчество. Потому что Сам Христос возвестил нам, что Бог есть Любовь.

Да, безусловно, с чем-то в общественной и культурной жизни мы соглашаемся, а с чем-то нет. У нас были принципиальные и даже жесткие дискуссии по многим явлениям современной культурной жизни. Но никаких требований что-либо запретить от Патриаршего совета по культуре не исходило никогда.

— А вообще, должна быть в государстве цензура?

— Почитайте у позднего Пушкина о цензуре, которую он признает необходимой в обществе и государстве. И он очень убедителен. Но беда в том, что, как только мы начинаем заниматься возведением здания цензуры, на его окнах появляются решетки.

— Христос предупреждал Своих учеников: будете ненавидимы всеми за имя Мое (Мф. 10, 22). Что лично для Вас означают эти слова? С Вашей точки зрения, они сбываются? Церковь сегодня ненавидима? Нападки, информационные атаки, бурная критика в соцсетях — можно ли все это объяснить «ненавистью за имя Его»? Или мы себя переоценим, если вот так все это объясним?

— Ненависть безбожной власти к нашим новомученикам была действительно во многом ненавистью за имя Христово. Огромная всесоюзная организация — «Союз воинствующих безбожников» — объявила безбожную пятилетку, к окончанию которой даже имя Божие, по их расчетам, должно было уйти из народной памяти и не произноситься более в Советском Союзе. Вот это была действительно инфернальная, адская ненависть ко Христу. Вот здесь эти слова Спасителя действительно сбылись.

Ненависть ко Христу, конечно, и сейчас никуда не делась. Но не думаю, что именно она сегодня — единственная составляющая негативного отношения к Церкви. Наши собственные ошибки, наши грехи ложатся тенью на представление людей о Церкви. Нам самим надо на себя почаще оглядываться, а не объяснять всё «ненавистью за имя Его».

Но, конечно же, нельзя не учитывать системную работу, которая ведется с целью выставить Церковь в самом негативном свете. Здесь уже каждое лыко в строку! Но, повторюсь, и мы сами порой в этом помогаем, к большому сожалению.

   

— С одной стороны, в Русской Церкви сегодня немало делается для увековечивания памяти новомучеников и исповедников; с другой — можно ли, с Вашей точки зрения, сказать, что наши новомученики для нас — то же, чем становились мученики эпохи Диоклетиана для ранних христиан? Есть такое мнение: мученики нам, сегодняшним теплохладным христианам, не нужны, нам нужны святые, которые помогают в наших нуждах и бедах. Вы согласны с этим утверждением?

— Я бы не согласился, что сегодня в нашем православном народе нет искреннего почитания новомучеников. Конечно, патриарх Тихон, или священномученик Иларион (Троицкий), или те саратовские новомученики, память которых мы совершаем сегодня, — это не такие вселенские святые, к которым не зарастает народная тропа уже полтора тысячелетия, как к святителю Иоанну Златоусту, или святителю Николаю, или великомученице Екатерине. Дело в том, что традиция почитания новомучеников еще до конца не сложилась, не стала семейной, наследственной. А традиция почитания святителя Николая или великомученика Пантелеимона есть: мы знаем, что им молились наши близкие и далекие предки, что в наших домах хранились их иконы, в наших городах еще многие сотни лет назад строились посвященные им храмы. Это — традиция. Но я бы ни в коем случае не сказал, что судьбы новомучеников не находят живого отклика в сердцах православных.

— У Вас большой опыт разрешения проблем, возникающих между музейным, научным сообществом, реставраторами и Церковью: как бы Вы сформулировали основные принципы этого взаимодействия? Считаете ли Вы возможным избегать каких бы то ни было конфликтов и при этом всегда спасать то, что необходимо спасти?

— Самое главное — понять друг друга. Представителям Церкви понять музейных хранителей и реставраторов, а им, в свою очередь, понять нас. И вместе прийти к приемлемому и разумному решению — мне не хотелось бы использовать здесь слово «компромисс». Вот, есть у нас в Псковской епархии древний Спасо-Преображенский Мирожский монастырь, в нем бесценные фрески XII века. Сейчас открыть двери этого храма на целый день и для всех желающих, как в обычных церквях, невозможно: фрески будут утрачены. Невозможно и постоянное совершение богослужений. В Мирожском монастыре есть храм, в котором служат ежедневно, а в древнем храме службы совершаются несколько раз в год, и при этом ограничивается количество свечей. Все пошли навстречу друг другу.

— Вы — главный редактор портала Православие.Ru; и у меня, как журналиста, к Вам больной вопрос: какой должна быть сегодня церковная журналистика? Как работать, чтобы людям скучно с нами не было?

— У православной журналистики должна быть и церковная аудитория, и внешняя. Православием, церковной жизнью интересуются многие — не только те, кого можно назвать людьми воцерковленными. Важно каждому «дать ответ о нашем уповании», но при этом чтобы и проблематика, и сложная терминология или просто наше православное семейное словоупотребление не препятствовали пониманию, не исключали внешних по отношению к Церкви людей из диалога. А если православная публицистика скучная, значит, она попросту непрофессиональная.

Журнал «Православие и современность» № 43 (59)